Тамара Мавашева

Тамара Мавашев была четвертым ребенком в семье Абрама Хаима и Ривки Мавашевых. Она родилась в 1919 году в городе Бухара. Она была долгожданным ребенком в семье Мавашевых, способным объединить и вдохновить весь род Мавашевых. В трудные военные годы, после ухода из жизни сестры, она безоговорочно взяла на воспитание детей сестры, а также своих младших сестру и брата. Несмотря на педагогическое образование (по специальности учитель математики), во время войны ей пришлось устроиться на работу в магазин, и до иммиграции в США она продолжала работать в сфере розничной торговли. Она была необычайно инициативным, работоспособным, хорошо организованным и требовательным человеком, который всегда уважал чужую точку зрения. Она всегда находила время, чтобы выслушать, понять и помочь другим, заряжая их своей безграничной энергией, оптимизмом и энтузиазмом, распространяя свое хорошее настроение. Она была необыкновенно мудрой женщиной.

Обращение к друзьям и родственникам

Я очень горжусь своей семьей, нашим наследием, нашими корнями. (Да благословит Господь память моих родителей, родственников и друзей, которых уже нет с нами, — пусть память о них сияет). Я всегда высоко ценил своих братьев и сестер — Фрехо, Давида, Або, Сару, Шмуэля, Рафаэля, Марию — и их семьи, детей, внуков и правнуков. Каждый из вас по-своему несет в себе гены Мавашева. Пусть все вы будете достойными наследниками нашего рода, сохраняя память и честь наших родителей, дедов и прадедов. Я бесконечно благодарен каждому из вас за участие в моей жизни.Я желаю тебе счастливой жизни. Я надеюсь, что нам удастся избежать трагической судьбы наших родителей, которые были разлучены разными странами и встретили свой конец на чужой земле. Давайте помнить о прошлом и двигаться вперед с верой, надеждой и уважением к себе и другим.Пусть все вы проживете долгую жизнь, наполненную здоровьем и здравомыслием. Да благословит вас Господь.

С теплыми пожеланиями, Тамара Мавашева Август 2009

Из жизни Тамары Мавашевой 

В 1919 году в городе Бухаре, на праздник «Шавуот», Б-г зажег свечу жизни и счастья, подарив Абрам Хаиму и Ривки Мавашевым, рождение ребенка – девочку. Её назвали Томор (Тамара). Она была четвертым ребенком после сестры Фрехо и братьев Давида и Або.

Тамара Абрамовна Мавашева-Гулькарова — это эпохальная личность, охватившая почти вековой период. Её жизнь обернулась так, что с юных лет она становится опорой матери, разделив с ней все заботы о семье. Повышенное чувство ответственности за себя и за своих близких людей — родственников, друзей и просто знакомых были свойственны ей с раннего детства. Тамара всегда была в центре семейной жизни, принимала решения по всем вопросам и проблемам, регулировала их выполнение — выдать ли замуж или женить, поручиться за кого-либо и т. д. Умение понять и выслушать, успокоить и посоветовать были свойственны ей. Не будучи психологом, она хорошо понимала психологию человека. Создав собственную семью, Тамара продолжала быть стержнем жизни окружающих её людей. Она была верной подругой и женой мужу, матерью преданных и любящих троих детей, бабушкой восьмерых внуков и прабабушкой двенадцати правнуков.

                Уже здесь, в Сан-Диего, она стала символом русскоязычной общины, объединившей около двухсот человек. Тамара находила время для всех — и побеседовать, и дать совет, и подсказать, как провести то или иное мероприятие, успевала поздравить всех с праздниками и днями рождения, и не только в Сан-Диего, но и в других городах Америки, Израиля, Австрии и Австралии. Это тепло и сердечное внимание надолго сохранится в памяти знавших её людей.

Из воспоминаний Тамары Мавашевой.

В семье все дети имели свои обязанности по поддержанию порядка в доме. Дом был большой — на две семьи. Детей было тоже много. Мама Ривка со снохой Зулайхо и золовкой Ёоэль постоянно работали по кухне. С приходом отца с работы в доме наступала тишина.
Дети ждали этой минуты, так как знали, что отец всегда принесёт каждому гостинец. Это могла быть конфетка, изюм, сладости восточного базара. Мама ждала папу, чтобы ужинать с ним. После молитвы, папа с мамой долго о чем-то беседовали. Ни мама, ни папа никогда не повышали голос на детей, но и мы, дети, относились к ним с большим уважением.
Обычно детям расстилали корпачи (постель) на полу, где мы и укладывались спать — кроватей в то время у нас не было. Дети папиного брата и сестры тоже жили у нас во дворе, поэтому иногда нас бывало от 7 до 10 человек. Это дети Исаак Хаима и Зулайхо — Зево, Блор, Яков, Мишоэль, Илёву, а также дети тёти Ёоэль — Залмон, Барух.”

                … Когда мне исполнилось 7 лет, мама все чаще посылала меня жить к моей старшей сестре Фрехо, помогать ей по хозяйству и присматривать за её детьми. К тому времени у Фрехо уже был на руках сын Мордухай, и она ждала еще одного ребенка. Муж моей сестры — Давид Ниязов, был требовательным и строгим, требовал порядок и тишину в доме. По этой причине в первый класс я пошла с опозданием на один год, но меня взяли сразу во второй класс еврейской школы, где я проучилась около двух лет. После её закрытия нас перевели в школу с узбекским языком обучения.

                Знание языка моих предков — иврита, который нам преподавали в еврейской школе, сохранился в моей памяти на всю жизнь. Я умею читать, но не всегда понимаю смысл написанного и не умею писать. Учиться я любила и мечтала стать врачом. Но смутное время 30-х годов не позволяло уехать учиться в другой город. После окончания школы я поступила на математический факультет Бухарского педагогического института (в 1930 году был учрежден Бухарский высший педагогический институт, а через 4 года он был реорганизован в Бухарский педагогический институт) по специальности преподавателя математики.

За хорошую учебу меня премировали путёвкой по городам Каспийского моря. Впервые я увидела море и корабли, новые современные города. Такое бескрайнее скопление воды, её мощь и песчинка нашего корабля на фоне увиденного моря, поразило и удивило меня. С тех пор страх к большому количеству воды преследует меня всю жизнь. Удивил меня и водный горизонт. Поистине — линия соединения воды и неба. Особенно впечатляла линия горизонта при заходе и восходе солнца.

                В 1933 году, когда мне было 14 лет, отец вынужден был уехать из страны, а правильнее сказать — бежать, так как его преследовали органы НКВД. Они подозревали, что семья его брата Исаак Хаима выехала нелегально за границу. Это могло грозить в те далекие времена расстрелом. Отец уехал один. Попытка взять с собой кого-либо из детей однажды чуть не закончилась трагедией. Уехав, он был уверен, что сможет вызвать свою семью к себе. Никто из нас больше отца не видел. Информацию о нем мы получали из писем, которые приходили очень редко на имя других или от людей, которые посещали Эрец-Исраэль. Как нам стало известно, после перехода границы он не сразу попал в Эрец-Исраэль. Более года он прожил в Иране, дожидаясь визы для въезда в Эрец-Исраэль. В то время там находилась его мать — Оне и брат Исаак Хаим с семьей.

                ​В 1935 году вся наша семья, кроме семьи старшей сестры Фрехо, была вынуждена уехать из Бухары в Ташкент из-за преследования органами безопасности, которых интересовало, где наш отец. На все вопросы мои братья отвечали, что он пропал без вести.             

                В Ташкенте я пробыла недолго. Ко мне сватался друг моих братьев по Бухаре — Рубен Гулькаров. Мы знали друг друга, он часто бывал у нас дома. Рано оставшись без отца (его отец — Юно Гулькаров умер в 1924 году, когда Рубену было 7 лет), Рубен работал бухгалтером в одном из совхозов Бухарской области. Семья Рубена жила недалеко от нашего дома, с мамой Хусни. Это была большая и дружная семья, в которой воспитывались 4 мальчика (Семен, Рубен, Арон, Мордухай) и 2 девочки (Шифра и Мерьём).

                Свататься Рубен приехал в Ташкент. Он приехал с подарками – небольшой бидон масла и еще какие-то пряности. Это позволяло мне шутить, что меня продали за бидон масла. Когда мои старшие братья и мама дали согласие на брак, я переехала снова в Бухару, где мы жили в доме мужа.

Первые годы совместной жизни были очень тяжелыми. В стране разруха, люди голодали, снабжения почти не было. Несмотря на юный возраст, Рубен старался много работать, чтобы содержать семью. Он дал мне возможность продолжить учёбу. После окончания института я стала работать преподавателем математики в средней школе.

                В 1936 году у нас рождается первенец — сын Борис, а через два года — второй сын Алик. Мы с мужем решили переехать в Ташкент, поближе к моим братьям. По приезду в Ташкент временно жили у мамы Ривки, затем сняли квартиру. Однажды старший сводный брат Рубена — Исаак Гулькаров (вечная ему память!), который жил в Бухаре, приехал навестить нас. Видя тяжёлое положение нашей семьи, сказал: «Рубен, вот тебе деньги (золотые монеты), купи домик, тебе будет легче встать на ноги, а когда заработаешь, отдашь долг». 

                Это была большая помощь. Мы купили небольшой домик на две семьи с нашими родственниками Илёву Домло. Мы с Рубеном и детьми жили в одной комнате, и у нас “была небольшая веранда. Во дворе протекала речка, росли фруктовые деревья. Мы старались экономить на всем: уголь и дрова для отопления закупали в летний период. Так было дешевле. На зиму окна заклеивали, чтобы сохранить тепло в доме и т. д. Во дворе установили курятник и купили цыплят – и скоро у нас были свежие яйца. Рубен занимался торговлей, я продолжала преподавать.

                Через некоторое время мы купили новый дом, в хорошем районе, рядом с колхозным рынком. Такое соседство оказалось очень выгодным. Во время войны мы пекли для продажи пирожки и различную выпечку. Торговцы рынка часто оставляли на хранение свой товар во дворе нашего дома, это тоже приносило прибыль.

                До 1963 года мы всегда имели квартирантов. Одна из семей, жившая у нас на квартире c 1944 года — семья Абрама и Эстер Немировских с дочкой Фридой. Очень честные и порядочные люди, стали для нас родными и близкими. Прекрасная еврейская семья, которая эвакуировалась из Молдавии во время Второй мировой войны. Они потеряли все и чудом остались живы. Их эвакуировали в Ташкент.  Абрам работал снабженцем в энергетической компании, а Эстер шила платья на дому. Все радостные и праздничные дни мы проводили вместе за большим столом…

                Однажды, в 6 часов утра, Абрам стучит в окно спальни и кричит: «Тамара, Тамара, я нашел». Когда мама вышла к ему, стало все понятно. Вечером предыдущего дня, мама сказала Абраму, что у него в квартире, возможно, выпали её очень дорогие бриллиантовые сережки. Вечерний поиск сережек до поздней ночи ничего не дал. Абрам и Эстер чувствовали себя очень неловко, что это произошло у них дома и их не нашли. Было предположение, что они провалились сквозь щели в половых досках (раньше были такие полы). Абрам не спал всю ночь и, с первых минут рассвета, продолжил поиски этих злополучных серёжек. Он нашел их под крылечком дома. Вечером все сидели за праздничным столом с пловом. В 1975 году семья Немировских эмигрировала за границу. 

                …В 1941 году, когда началась война, братьев Давида и Або призвали в армию. В этом же году от менингита скончался мой сын Алик. Он посещал детский сад-ясли. Когда я пришла за ним, он был уже мёртвым. Двухлетнего ребенка я укутала в покрывало и на руках, на трамвае, повезла домой. Всю дорогу плакала. Добрые люди спрашивали, что случилось, почему я плачу, чем помочь. Никто не догадывался, что я держу в руках умершего сына.

                В 1941 году, осенью, Рубен поступает учиться в самолетостроительный институт, который был эвакуирован из Украины. Чуть позже, устраивается на работу в среднюю школу преподавателем математики. На учителей школы распространялась бронь от службы в армии.

                А я, в связи с тяжелым материальным положением, вынуждена была оставить преподавательскую работу. Поступила продавцом в Гознак. При поступлении на работу, директор магазина, пожилой, очень благородный армянин в беседе со мной спрашивает: «Ты знаешь, как взвешивать товар? Ты знаешь, как работают большие напольные весы? Ты умеешь считать на счётах? Ты знаешь, как подводить баланс в конце рабочего дня и как сдавать кассу?». На все вопросы я отвечала «да», хотя никогда этим не занималась. Во многом помогло умение анализировать и схватывать всё на лету. Рубен объяснил работу на весах и как работать на счётах.

            Первые дни были очень тяжелыми, меня поставили на раздачу хлеба по талонам. В 4 часа утра надо было принять кассу, затем принять машину хлеба, взвесить товар, подписать накладную о его получении, а затем открыть магазин для продажи. Народ занимал очередь с позднего вечера. Люди шумели, требовали работать быстрее, жаловались на качество хлеба, кто-то потерял карточки, у кого-то их украли. К этому надо было привыкнуть.

                В зависимости от предъявляемых талонов отпускалось различное количество хлеба. Отрезать сразу правильное количество хлеба от буханки не получалось, а покупатели злились, когда добавлялся хлеб кусками.

                Но не это было самое страшное. В конце рабочего дня, при подведении баланса, обнаружилась недостача. В военное время за это сажали, как врага народа и могли дать большой срок заключения. Я была в шоке, но директор магазина сказал: «Будь внимательна на раздаче, смотри за весами, не торопись. У нас есть излишки – я покрою недостачу». Так продолжалось целую неделю. Директор сказал, что не сможет больше покрывать меня, нужно увольняться.

                В этот день не вышла на работу моя напарница, ночью её арестовали. В конце дня, при подведении баланса, я обнаруживаю излишек. Директор сказал: «Теперь всё понятно, она воровала твой хлеб». Я не могла в это поверить, ведь она так мило улыбалась и старалась помочь мне. Последующие дни показали, что директор был прав. С того дня у меня в семье не было голода, я работала. Работники Гознака приравнивались к военнослужащим и имели московское обеспечение.

…1945 год. Война закончилась. Началась новая жизнь, в новых послевоенных условиях и постепенно входила в своё русло. В 1944 году я родила дочь, которую в честь мамы назвали Ривка. В 1947 году у нас рождается сын – Николай. Странно звучит это русское имя в еврейской семье. В послевоенные годы усиливается антисемитизм в стране, всё чаще обвиняли евреев во всех грехах. Опыт военных лет показал, что многие еврейские дети спаслись в русских семьях, чем и было обоснованно русское имя. Второе имя мы ему дали Нисан, так-как он родился в марте — десятого числа месяца Нисан 5707 года по еврейскому календарю, в субботний день перед праздником Песах, который имеет особый статус и называют Шабат а-Гадоль. 

                Муж Рубен устроился на работу в торговлю. Ему поручили открыть магазин ювелирных изделий. Работа оказалась сложной и небезопасной. Он занимался ювелирными изделиями из драгметаллов, а в особенности — бриллиантами. Это требовало особых знаний и навыков. Тут одних характеристик камня – его веса и цвета – недостаточно. Нужны были знания психологии человека, быта и традиций, доверчивость, фантазия и осторожность.

                Рубен организовал и открыл в Ташкенте ювелирный магазин, который успешно просуществовал в течение почти двух десятилетий. Рубен постоянно находился в лабиринте общечеловеческих, специальных и профессиональных знаний, всевозможных человеческих страстей и пороков, «ловушек» и «капканов», расставленных тогдашней системой и властями. Ему удавалось оказать неоценимую помощь многим людям, попавшим в тяжелое житейское положение, в особенности, своим друзьям и родственникам. Примером высочайшего благородства, безмерной ответственности может служить тот факт, что во время войны он не препятствовал мне забрать на воспитание детей-сирот, оставшихся после смерти мамы и сестры. Рубен принимал самое активное участие в жизненном устройстве каждого из них. Мужа отличали сердечность и внимание к людям. А наше гостеприимство было незыблемым обычаем. Гостей в доме всегда ждали, и они всегда были желанными. Было что сказать, что услышать, чему удивиться, чему обрадоваться – обсуждали, обдумывали, заимствовали друг у друга жизненный опыт. 

                Я благодарна и признательна мужу за его предусмотрительность, которая охраняла и лелеяла нас, не только в нашей совместной жизни, но и после его смерти, по настоящий день. Хвала ему за его деятельность, ум, бережливость и заботливость о будущем! Я всегда чту память о нем и о его делах. Спасибо, что он был и есть в наших сердцах и душах. 

                Дом, который мы купили во время войны, был счастливым и удачным: шесть больших комнат, большая веранда, небольшой подвал, двор, комната-времянка с прихожей. Везде стояли печи для обогрева. Топили углем или дровами. Русская печь для приготовления пищи, и такая же — в комнате-времянке. Во дворе была большая орешина, которая каждый год давала много орехов. Росли розы и бульденежи. В конце двора были три кладовки, в одной из которых стоял тандыр – универсальная печь на высоту роста человека из выжженной глины, в которой можно выпекать хлеб и жарить мясо, а также наземных два очага для приготовления пищи в специальных казанах на углях и дровах. Тандыр мы использовали для выпечки пасхальной мацы, а очаг для приготовления пищи в Шабат. Приготовленная пища укрывалась особым толстым одеялом для сохранения его в горячем виде в субботний обед.

В центре двора находился водопровод, вода от которого собиралась в небольшое углубление.. Недалеко от дома протекала небольшая речка, напротив нашей улицы располагался торговый рынок, а справа от него, через дорогу — парк с озером, который назывался Комсомольским озером.

                Две комнаты и времянку мы сдавали в рент. У нас всегда были хорошие соседи. Одна из них — тетя Лиза из Москвы, поселилась у нас во время войны. Пожилая женщина, одна, сын служил в армии. Она любила проводить время с моей дочерью Розой, которую накормить было проблематично. Тетя Лиза забирала Розу к воде и там рассказывая ей что-то, старалась накормить её.

                Во время войны к нам подселилась и семья Немировских, Абрама и Эстер, у которых в 1948 году родилась дочь Фрида. Мы были, как родные братья и сестры. Мы долго жили вместе, и даже когда мы переехали в другой дом, они остались с нами.           

                В этом доме мы сыграли свадьбы сестры Марии, братишки Рафаэля и племянницы Любы, первый день Победы, когда все три брата вернулись с фронта. Наш дом был перевалочным пунктом. У нас останавливались люди из Бухары, Самарканда, Андижана, Хивы, Ката-Кургана и многих других городов.

                В 1955 году мы продали родной нам дом, где все мы становились на ноги, дом хлебный, весёлый, гостеприимный. Сколько свадеб и праздничных дней мы провели в этом доме! Но он должен был идти под снос, что и послужило причиной его продажи. Переехали мы в дом, где были только маленькие 4 комнаты, поэтому решили строить новый дом, благо места хватало. Строительство продолжалось около четырёх лет и унесло много сил, нервов и здоровья. И хотя дом был выстроен, удовлетворения и радости он не принёс.

…В 1959 году умирает моя свекровь Хусни — мама Рубена, которая всегда жила с нами после переезда из Бухары. Мама Хусни в 1924 году потеряла мужа, Юно Гулькарова, ей было всего 30 лет. Она была второй женой у отца Рубена. Первая жена Юно умерла во время родов в 1908 году и он женился на Хусни. От первого брака у Юно было два сына — Моше и Исхак. У Хусни и Юно было 6 детей – Шимон, Рубен, Шифро, Мирьём, Арон и Мордухай. Их отец — Юно имел торговые точки в разных районах Бухарской области. Они продавали текстильную продукцию – шелк, ситец, бархат и т. п. Мама Хусни рассказывала, что её муж имел несколько домов в Бухаре, свой ткацкий станок, несколько магазинов.         С приходом советской власти началась конфискация имущества и сбережений у населения. Наступили тяжелые времена. У Юно и Хусни конфисковали дома и лавки. Но один из своих домов он выкупил на аукционе для старших сыновей. Юно с семьёй переехал в Ташкент, где в 1924 году умер. Мама Хусни рассказывала, что преследования и постоянный страх за семью доконали его. После воспаления лёгких, в возрасте 47 лет в декабре 1924 года он умер. Юно похоронен в Ташкенте на Чагатайском кладбище.

                Мама Хусни с детьми вернулась в Бухару. Она рассказывала: «Меня несколько раз арестовывало НКВД, и заставляло отдать имеющиеся сбережения. Бывало, что запирали меня в яме — зиндоне и держали несколько дней. При первом нашествии НКВД я отдала им наши сбережения с условием, что они не тронут детей. Но им этого было мало, и они снова арестовали меня и держали в тюрьме. Скорее всего был доносчик, и я знаю, кто это, но не говорю вслух, боясь ошибиться и оклеветать эту семью. После долгих угроз и пыток я не созналась о последнем имеющемся у нас слитке золота. Со временем, видя наш образ жизни, НКВД отстало от нас. 

                ​Свекровь рассказывала, что благодаря спрятанному золотому слитку мы все остались живы и смогли выжить во время войны. Отламывая по кусочку золота и продавая его, она смогла сохранить жизнь детям и поставить их на ноги.

                Дети Юно от первого и второго брака были дружными и помогали друг другу. Старшие, Моше и Исхак, с уважением и почтением относились к приемной матери Хусни. Они сочувствовали и помогали ей.

                С мамой Хусни мы жили под одной крышей. Она была веселая, гостеприимная, тихая, умная и рассудительная женщина, с сильным характером. По мере возможности она помогала на кухне, была отличной кулинаркой.

                К моим братьям и сестрам относилась с любовью и уважением. Она чувствовала привязанность сыновей Семена и Рубена к нашей семье Мавашевых. Ей нравились наши посиделки, где кроме хорошо накрытого стола, было много шуток, веселья, доброжелательности. Борис, Роза и Николай выросли у нее на глазах, стараясь угодить ей и выполнить все её пожелания. 

                Свекровь, как и все мы, тяжело перенесла известие о смерти младших её сыновей Арона и Мордухая во время войны. До последних дней жизни она ждала их. У мамы Хусни было 23 внука. Похоронена мама Хусни на Чагатайском кладбище в городе Ташкенте.

            Через два года после смерти мамы Хусни, 1 августа 1961 года, на 44 году жизни, скоропостижно, в течение трех дней, от инсульта умирает мой муж Рубен, отец большого семейства. На 31 июля у нас были билеты на самолёт для поездки в отпуск на курорт. Как всегда, в Шаббат (28 июля) к нам пришли гости. После ужина Рубен с гостями пошли в парк на озеро. Вечером перед сном, где-то около 11 часов ночи, Рубену стало плохо, он потерял сознание. Врачи поставили диагноз — инсульт. Госпитализировать его с таким диагнозом врачи отказались. Пришлось частным образом приглашать врачей и доставать медикаменты.

                В первый день болезни я вышла во двор и, обращаясь к Б-гу, обещала отдать под синагогу весь дом и все что у нас есть, если Рубен победит болезнь. Три дня шла борьба за жизнь, были приглашены профессора, был созван консилиум, но все безуспешно. Рубен умер дома.

                Смерть Рубена оказалась трагедией для семей Гулькаровых и Мавашевых, для всех, кто его знал. Это были самые страшные дни нашей жизни. В память о муже я организовала в доме синагогу. Мы проводили поминальные вечера первые семь дней, затем каждую неделю в течение месяца, и каждый месяц в течение года, потом каждый год. Это было небезопасно, так как властями преследовались религиозные обряды, а тем более открытие синагоги. Следует отдать должное нашим соседям, узбекам и русским, которые не жаловались, а сочувствовали нашему горю. Из уважения к нашей семье они терпели и сопереживали с нами, а ведь молитва начиналась в 6 утра, а иногда длилась и всю ночь, с громкими песнопениями.

                Мои братья, сестры, их жены и мужья помогали и старались поддержать нас. Спасибо им за помощь и поддержку.

                Рубен и его мама Хусни похоронены на Чагатайском кладбище в городе Ташкенте.

…Со смертью мужа пришла ещё одна беда. Основные сбережения Рубена были потеряны. За несколько дней до смерти он вынес из дома драгоценности, кое-что отдал для продажи, кое-что решил спрятать у родственников и друзей, ведь мы должны были ехать на курорт. К сожалению, он не успел сказать, кому и куда он отнес эти вещи. Ведь в годы социализма люди боялись держать сбережения в сбербанках или дома, поэтому вкладывали деньги в ювелирные изделия. Держать дорогостоящие изделия дома, тем более в доме работника торговли, было очень опасно. Год траура, год поминальных мероприятий, закупка и установка памятника, год без работы — всё сказалось на нашем бюджете. Если бы кому-то сказать, что мы остались без средств к существованию, никто-бы не поверил. Но этого никто не почувствовал, и никто не знал. Считалось, что работник ювелир торга обеспечил на всю жизнь себя и своих детей.

Всё шло, как и прежде. Я плакала весь год и не могла понять, почему это случилось с нами. Ведь жизнь только налаживалась, закончено строительство дома, старший сын окончил Московский инженерно-строительный институт и приступил к самостоятельной работе инженера. Дочь закончила среднюю школу и должна была поступать в этом году в институт, младшему Нисану исполнилось 14 лет, учился в средней школе.

   Рубен, уставший от работы в торговле, обещал после отпуска уйти на другую работу. Я хотела вернуться к педагогической деятельности, ведь мне было только 42 года. Мы всё чаще говорили о женитьбе сына и замужестве дочери. Дома, как всегда, было много народа и весело. Но судьба решила все изменить — смерть мужа опустошила нас. Разочарование в жизни, вот что приходило в голову всё чаще и чаще. Само понятие «жизнь» потеряло смысл. Жить не хотелось. Но рядом были неустроенные дети, которым нужен был уход и путеводитель для осуществления наших с Рубеном мечтаний. Приходилось начинать с нуля.

      Я всегда была крепкой и волевой. И на этот раз нашла в себе силы не надломиться, а взять судьбу семьи в свои руки, чтобы дети не чувствовали безотцовщины и жили в достатке. Они все получили высшее образование, получили престижные работы, создали свои семьи. По мере возможности я помогала им и после свадеб.

     Содержать большой дом и всю семью было нелегко. Но мне помогал дух Рубена. Судьба не была ко мне милостива. Находились «люди», которые считали, что могут напугать, оскорбить и обмануть беззащитную женщину. Я на них не в обиде, пусть Б-г их судит. Проходило время, и они приходили и извинялись за свою подлость. Моё терпение, сила воли и жизненный опыт подсказывали мне, как найти общий язык со всеми, кто меня окружал, как всем угодить и, если надо, помочь. Я не стыдилась никакой работы: если нужна помощь в проведении поминок или любого другого мероприятия даже у незнакомых людей, — я помогала. Приготовить поминальный плов на 100 и более человек или какое-либо необыкновенное блюдо — не представляло трудности. Я считала, что это — мицва. Через год после смерти Рубена меня вызвал директор Уз ювелир торга, где работал мой муж, и сказал: «Тамара, я знал Рубена как умного и ответственного работника и знаю, что во время его работы директором ювелир торга, ты ему помогала, и более того, даже замещала. Зная вашу семью, честность и ответственность в работе, хочу помочь тебе и твоей семье, а также отплатить добром Рубену за его труд и преданность. Хочу предложить тебе должность продавца в ювелирном магазине, а там посмотрим…». Благородное предложение директора Агзамова я приняла. Я вышла на работу и прослужила от простого продавца до директора магазина. Одно время я работала продавцом в ювелирном магазине, где директором была Ойзимхон. Прекрасная, умная женщина. Рядом с ней мне было спокойно. Она во многом мне помогла — познать тонкости работника торговли, подстраховывала мои действия и поступки. Затем я работала в сувенирных магазинах. И так до отъезда в США     

                Пользовалась большим авторитетом, как у работников, так и у покупателей. Поскольку меня считали профессионалом по различным видам драгоценных камней и золотых изделий, ко мне приходили за советом в любое время дня и ночи, прислушивались и благодарили за оказанную помощь. Особенно в дни эмиграции в 1970-90 годы. 

                Я и мои дети соблюдали традиции, которых мы придерживались при Рубене. Двери нашего дома были открыты для всех и всегда. Я продолжала оказывать помощь и внимание всем, кто обращался ко мне, как это делал мой муж Рубен. Все праздники и различные события отмечались в нашем доме. Свадьба Бориса в 1964 году, затем свадьба Розы в 1966-м и Николая в 1977-м тоже прошли в этом доме. В 1979 году старший сын Борис подал документы на выезд за границу. Я не препятствовала выезду семьи Бориса несмотря на то, что мне говорили: «Что ты делаешь? Как можно отпускать старшего сына, как вы будете без него, почему не думаешь о старости». Я предвидела, что придёт время, и мы тоже вынуждены будем покинуть эту страну. Об этом мечтал и мой муж Рубен. В августе 1979 года мы проводили Бориса с семьёй в США. Его трудолюбие и усидчивость позволили найти себя в новой стране – Америке. Он защитил диссертацию на звание доктора технических наук. Работал архитектором, у него было много интересных разработок и построенных объектов. Через 9 лет он впервые приехал в гости в Ташкент. 

                ​В 1987 году, когда наступили времена «перестройки», я смогла выехать в Израиль, чтобы посетить могилу отца Абрама Хаима и встретиться с братом Шмуэлем и его семьёй. Передать эти волнующие минуты жизни очень тяжело. Прошло 54 года, с тех пор, как мы видели папу в последний раз и 36 лет, как его убили в Иерусалиме. Нужно отдать должное брату Шмуэлю и его семье за тот титанический труд по розыску могил наших родных и приведения их в порядок.

                Я приехала летом, в жару, переезд с пересадкой в Греции был утомительным и тяжёлым. Отсутствие знания языка и сопровождающих усугубили эту поездку. Я благодарна всем, кто оказал мне внимание и поддержку в этом перелёте.

                На встречу со мной в Израиль из США прилетел сын Борис. Мы посетили многих наших знакомых и друзей. Почти через шестьдесят лет я встретила своих двоюродных сестер и братьев. В 1987 году Борис выслал гостевую визу в Америку Розе и Николаю. Я, как всегда, была в заботах о том, как оплатить дорогостоящую поездку детей, дальнюю дорогу в США. Мне «опытные» люди подсказали, что нужно купить мумиё. У аптеки, где я покупала мумиё, я упала и вернулась домой с вывихнутой рукой. Это случилось за день до отъезда детей, а ехали они почти на сорок дней. Отложить поездку я не разрешила, сказав, что ничего страшного не произошло, и я не одна — дома со мной остается жена Николая – Фаина… и зять Лева.

Из воспоминаний Фаины, жены Николая:

В доме всегда проводилось много праздников, приемов, поминок, различных встреч. Я стремилась научиться всему, что делала свекровь и успевать за ней.

                Вдвоем мы могли сделать кучу дел. У нас не было проблем встретить, накрыть красивые столы, подать. Дом был такой, что постоянно люди приходили, уходили, приезжали и уезжали гости.

               

В нашем доме всегда царила атмосфера праздника: встречи, поминки, различные события. Я стремилась постигать все, что делала моя свекровь, учиться у нее и успевать за ней.

Вдвоем мы с ней справлялись с огромным количеством дел. У нас не возникало проблем с приемом гостей, накрытием красивых столов, подачей блюд. Наш дом всегда был открыт для людей: они приходили и уходили, приезжали и уезжали гости.

Последнее время после переезда в новый дом было особенно насыщенным. Я работала в вычислительном центре, где сутками занималась работой, стараясь уделить время и дому, где всегда что-то происходило. К нам постоянно приходили люди с множеством вопросов и проблем. К тете Тамаре, моей старшей сестре, обращались любящие племянники Данил, Люба, Петя и их супруги, которые не могли обойтись без ее помощи и совета. Иногда, когда мы уже спали, кто-то стучал в окно спальни, где отдыхала мама: «Тетя Тамара, мне нужно срочно что-то сказать». Мама всегда была готова выслушать чью-то обиду даже ночью, обладая необыкновенным терпением, чтобы утешить, дать совет или просто успокоить.

Через 9 лет, в 1986 году, приезжают Боря с Олей из Америки, что стало приятной новостью. Границы с Западом открыты. В 1987 году мама поехала навестить могилу папы и повидать брата Шмуэля с его семьей и других родственников в Израиле. Июнь и июль ознаменовались жарким пребыванием в Израиле. Сын Борис прилетел туда из Америки, чтобы провести время со своей матерью. Мама пробыла там целый месяц, несмотря на невыносимую жару. Вернулась она в сентябре, а в октябре Роза с Колей отправились в Америку по гостевым визам, высланным Борисом. В Узбекистане начались волнения, и всем хотелось знать, куда придется ехать. Кто-то посоветовал маме взять мумиё, чтобы оправдать дорогу. На следующий день мама отправилась в аптеку за этим средством, но упав на пороге, попала под заботу скорой помощи.

Мы сидим дома, упаковываем чемоданы и… вдруг приходит мама, с гипсом на руке и предплечье. Мы испугались, а она говорит, что ничего страшного — такое бывает. Дает нам мумие. Увидев маму в таком состоянии, Коля стал отказываться ехать, но мама настояла, сказав: «Вы столько собирались, мечтали поехать и из-за моего гипса откладывать поездку не надо. Я не одна, со мной Лева, Фаина , езжайте, не беспокойтесь и не волнуйтесь. Подумаешь, гипс!» С болью в сердце они уехали. Мы проводили их в Москву. 

Буквально через три дня после происшествия с гипсом у мамы случился инсульт. Она кричала от боли в постели и не могла встать утром. Я была в растерянности. Рука под гипсом начала опухать, а её нежная белая кожа стала красной и горячей.

Мы вызвали врачей, сняли гипс и обнаружили ожоги на её руке. Врачи смазали раны и перевязали. Тогда мы ещё не понимали, что это был инсульт. Мы пригласили доктора Пилосова. Он сказал, что мама устала после поездки в Израиль и плохо перенесла жару там. Она вернулась оттуда не своя.

Состояние её не улучшалось — она не могла ходить, сесть или встать. Когда она садилась на кровать, голова начинала кружиться, и она падала. Внучка Света переехала к нам, зять Лева помогал, сколько мог. К счастью, больница была рядом.

У неё начались проблемы с давлением. Она внезапно почувствовала себя плохо, голова закружилась. Мы вызвали «скорую», но пришлось ждать почти час. Когда они приехали, начали делать уколы, но не могли найти вену из-за толстых иголок. Мама терпела и говорила, чтобы продолжали искать. Они не могли найти вену на одной руке и перешли к другой. Это было настоящим издевательством.

Когда Коля с Розой приехали в Америку и позвонили нам, Коля спросил, почему мама не берёт трубку. Мама лежала в комнате, а телефон был на террасе. Она не могла встать, чтобы дотянуться до провода. Я сказала, что мамы нет дома, чтобы они не волновались. Коля сказал, что будет звонить на следующий день в определённое время и попросил предупредить маму. Состояние мамы было ужасным. Я сказала Лёве, что нужно предупредить их, чтобы в случае чего они не обвинили нас. Трое детей и никого вокруг. Мы были в одиночестве. Лёва сказал: «Фаюха, не волнуйся, мы справимся».

В тот день я побежала на АТС, нашла техника, заплатила ему, чтобы он удлинил телефонный кабель до кровати, где лежала мама. На следующий день звонок — мама взяла трубку и сказала: «Коля, со мной всё в порядке, я чувствую себя хорошо, отдыхайте, не волнуйтесь». Мы были потрясены, что она скрыла правду. Мы спросили: «Мама, почему вы не сказали правду?». Она ответила, что дети уехали далеко и потратили деньги, пусть отдыхают.

                Нам пришлось самим научиться делать уколы. Если давление поднимается, «скорую» не вызываем, сами колем, стираем, убираем, ухаживаем. В то время, пока она болела, у нас был проходной дом: все братья, сестры, племянники и племянницы, её знакомые и соседи, приходили навестить её. И каждый раз она просила, приготовить что-нибудь покушать, накрыть стол. И так целый день — накрываешь и убираешь. 

                Время её болезни совпало с массовым выездом евреев за границу. Приходят трубку мама и говорит: «Коля-чон, со мной все хорошо, я нормально себя чувствую, отдыхайте, не волнуйтесь». Мы стоим потрясенные тем, что она не сказала им правду. Спрашиваем: «Мама, почему вы не сказали?». Она говорит, что дети далеко поехали, потратили деньги, пусть отдыхают. 

Нам пришлось самим научиться делать уколы. Если давление поднималось, мы не вызывали «скорую», а сами проводили процедуру, стирали, убирали, ухаживали. В это время у нас был проходной дом: все братья, сестры, племянники, племянницы, знакомые и соседи приходили навестить её. И каждый раз она просила приготовить что-нибудь покушать, накрыть стол. И так целый день – накрываешь и убираешь.

Её болезнь совпала с массовым выездом евреев за границу. Приходили знакомые и незнакомые, передавая привет от других знакомых, и просили разные советы. Она, больная, на постели, просила меня отнести что-то туда, у другого взять что-то и принести сюда, занималась коммерческими делами даже в этом состоянии.

Я не знаю, как мы справились, особенно учитывая, что в доме были и мои, и Розины дети. Я до сих пор не могу поверить, что мы пережили это все! В это время тётя Сара вернулась из Израиля. Тамара была в постели, и у тёти Сары был шок, и она начала паниковать. Пришлось успокаивать её.

наступает день приезда детей из Америки. Лева едет в аэропорт. Мама подзывает меня и просит одеть её и вывести на крыльцо, чтобы дети не увидели её в постели и не испугались. Самолет прилетел в 6 утра, она вышла на крыльцо и ждала, когда они приедут. И вот так прошло время ожидания.

Дети приехали, все становилось на свои места. Маму лечили почти год.

Решено было уехать в Америку. Мама вышла на работу, чтобы обеспечить достойный выезд. Началась новая эра. Подготовка к отъезду: продажи, покупки…

И вот мы в Москве. Первыми мы провожали семью Розы. До последнего дня мама не продавала драгоценности, было жалко. И это оказалось к лучшему.

За несколько дней до отъезда разрешили вывозить золотые изделия в неограниченном количестве, как нам сказали, «хоть ведро», кроме исторических ценностей. Мы задекларировали, указали все вывозимые ценности.

Вот наша очередь проходить досмотр. Проверяющая изучает наличие вещей по списку декларации и спрашивает, где еще один браслет. Мы смотрим на маму и спрашиваем — где браслет? Она говорит — я спрятала. Коля говорит ей: «Мама, доставай, не бойся, у нас есть разрешение». Она опять говорит: «Молчите, тише». Наконец, мы её убедили, и она вынимает браслет из своей прически. Вокруг люди, за нами очередь, а мы ждем, когда она из волос достанет браслет. Коля спрашивает: «Ты еще что-то спрятала?».

С её легкой руки нам везло. Нам разрешили вывести всё, что у нас было. Еще в Ташкенте мы смогли упаковать весь домашний хрусталь, посуду, сервизы, ковры — почти всё, что было дорого маме. Багаж задержался в пути. По счастливому стечению обстоятельств, мы получили его через 3 месяца после приезда в Америку. Мы уже не надеялись на сохранность вещей. Но судьба благоволила к нам. Ни одна вещь в багаже не была сломана или утеряна.

Приезжаем в Вену. Ужасный климат. Мама тяжело переносит его. Давление скачет, ей плохо, часто вызываем «скорую», и врачи сидят до тех пор, пока её состояние не нормализуется. Восемь месяцев мы жили в напряжении за здоровье мамы и ждали разрешения на въезд в США. За это время всех, кто проезжал транзитом, встречали, принимали и провожали в Италию. Нам говорили, что в Италии тяжело и всё дорого. Мама просит приготовить, купить в дорогу продукты отъезжающим. Мы провожали людей в Италию с продуктами питания. Даже в чужой стране она пыталась помогать нашим соотечественникам.

Дважды нам говорили готовиться к выезду. Мы всю ночь упаковывались, ждали, утром нам звонят и отменяют выезд. Через 6-7 утомительных месяцев ожидания мы были готовы ехать в Израиль. Ждать было невыносимо. Звоним Борису в Америку, а он говорит: «Вы сошли с ума. Ждите, не сегодня, завтра вы получите разрешение, отдыхайте спокойно, у вас венские каникулы. Такой возможности больше не будет».

Мы ему не рассказывали, какие это были каникулы, как нам было тяжело. Мы боялись потерять маму в Вене. На восьмом месяце нас вызывают в посольство США, задают вопросы, что-то записывают. Мама держит в руках что-то и постоянно прикладывает к сердцу. Ведущий беседу консул спрашивает: «Что у вас в руке?» Она разжимает ладонь, а там маленькая книжка с портретом Ребе Любавического. Он улыбнулся и говорит: «Вы получили разрешение на въезд в США». Мы обрадовались и ждали день вылета.

У мамы опять приступ, ей плохо, на улице град, сильное отопление позволяет держать окна открытыми. Вдруг град прекращается, выглядывает солнце, и на подоконник садятся два белых голубя, воркуют. Мама говорит: «Мы завтра получим разрешение на выезд, голуби — это дорога».

Прилетев в США, мы с первого дня искали маме врача. На наше счастье, ей попался умный, опытный невропатолог, доктор Шафор. Обследовав маму, доктор сказала, что она перенесла инсульт на ногах, скорее всего, ещё в Ташкенте. За год интенсивного лечения доктор Шафор поставила маму на ноги.

                 

Мы с Колей работали, уходили рано, приходили поздно. Мама полностью взяла на себя заботу о наших детях. Накормить, напоить, проводить и встретить со школы. Мы, друзья, родственники жили рядом, и их дети приходили к нам, а мама сидела с ними. Все события, праздники, поминки отмечались дома. Мама считала своим долгом принимать всех приезжих, приглашать вновь прибывших домой. Мы вели такой же образ жизни, как в Ташкенте.

Рубенчик, внук, часто приезжал, но не засиживался. Но в последний раз он позвонил и сказал: «Бабуля, я сейчас приеду». Мама спросила, все ли у него хорошо? Он ответил: «Да, я хочу посидеть с вами, соскучился». Он пришел, мы накрыли стол, пообедали. Он сидит и разговаривает с бабушкой, рассказывает о международном положении. Мама всегда интересовалась, что происходит в мире. Она много читала и вечерами рассказывала нам интересные статьи из журналов и газет. Советовала прочитать ту или иную статью. Рубенчик в тот вечер просидел допоздна в беседах с бабушкой. Это было за неделю до её смерти.

У мамы было много логических игр, книг, кроссвордов и судоку. Она проводила много времени, разгадывая эти задачи. Иногда даже молодые не могли найти ответ, а она всегда находила его. Её настойчивость в решении задач была впечатляющей. Однажды она просидела целый день над одной логической игрой и пришла к заключению, что решение невозможно. Коля собрал игру и сказал, что решение есть. В течение следующего часа она нашла ответ. Мама знала все телефоны наизусть. Если мы забывали, она помнила их по памяти. У неё была феноменальная память.

Тяжело потерять такого человека. Для меня она была как мама. Мы прожили вместе дольше, чем я с моими родителями. Я благодарна ей за прекрасное воспитание моих детей и уверена, что они с гордостью будут вспоминать о бабушке.

И ещё: я не знаю так хорошо родословную своих родителей, как родословную семей Гулькаровых и Мавашевых. Мама увлекательно, с интересом и любовью рассказывала о своих родственниках не только нам, детям, но и внукам. Они могли слушать её часами, не перебивая.

Из воспоминаний детей Тамары:

После нашей туристической поездки в США мы вернулись и застали маму в очень тяжёлом состоянии. Нужно признать, что Фаина и родственники проделали огромную работу, чтобы помочь ей поправиться. Обстановка в Узбекистане вынудила нас подать заявление на выезд за границу, на постоянное место жительства.

Мама согласилась на эмиграцию в США с целью воссоединения с сыном. После тяжёлой болезни она собрала силы, чтобы вернуться на работу и обеспечить всем необходимым наш отъезд. Мы получили разрешение на выезд в 1989 году по израильским визам, что означало полёт до Вены, а оттуда — либо в Израиль, либо в Америку. Пришлось упаковать самые необходимые вещи и отправить их в США в контейнерах. В Шереметьево мы прошли досмотр ручной клади и декларировали золотые и серебряные изделия.

Вена стала нашим первым зарубежным городом. Он поразил нас своей красотой, изобилием культуры и доброжелательностью. Мы ожидали вызова на небольшой аллее аэропорта после приземления самолёта из Москвы. Представители СОХНУТ вызывали вновь прибывших эмигрантов к столу, записывали и указывали автобусы для поездки в общежития или пансионаты за городом. Мы надеялись, что сможем остаться в городе.

Мы обратили внимание на высокого, красивого мужчину, который зашел с улицы и в регистратуре назвал фамилию семьи, которую он забирает с собой. Проходя мимо нас, он обратился к маме: “Мавашев Рафаэль вам не родственник?”. Мама сказала, что он её брат. Человек объяснил, что учился с Рафаэлем в Ленинграде на одном курсе и в одной группе. Потом спросил, чем он может нам помочь. Мы сказали, что хотели бы остаться в городе. Вернувшись к столу регистрации, он что-то сказал и попрощавшись, ушёл. Нам так и не удалось узнать, кто был этот мужчина, который помог нам остаться в городе.

В Вене нам пришлось ждать разрешения на въезд в США восемь месяцев. Это были самые тяжелые дни нашей эмиграции. Мы боялись потерять маму в этом незнакомом городе, особенно учитывая её болезнь. Два-три раза в неделю нам приходилось вызывать «скорую помощь». Но, как оказалось, мир полон хороших людей.

На одной из недель мы пошли всей семьёй в центральную синагогу на праздник Рош ха-Шана. После службы к нам подошел мужчина средних лет, выразительных глаз, и спросил маму: «Кто вам будет Гулькаров Рубен?» Мама ответила, что это её муж. «Светлая ему память», — сказал он и обратившись к молодому человеку (позже выяснилось, что это был его сын), попросил подогнать машину ко входу. «Вы сегодня мои гости» — уверенно сказал он. Несмотря на наши возражения, он настоял на том, чтобы мы приняли приглашение. Что же, мы отправились к незнакомцам с пустыми руками.

Молодой человек быстро довез нас до дома, где нас радушно встретила хозяйка Рая. Мы сели за праздничный стол и, пока проводили время весело и радостно, хозяин дома, Давид Пинхасов, рассказал нам удивительную историю.

«Я вас узнал. Вы работали в ювелирном магазине, где директором был ваш муж. Это было давно, мы все были молоды. Я работал шапочником напротив этого магазина. Раз в перерыв я зашел в магазин и пристально разглядывал витрины с золотыми изделиями. Мужчина спросил, какие часы мне нравятся, и предложил мне понравившиеся. Он даже открыл витрину, взял часы, и как будто предоставил мне их на время. Я был в шоке, но он настаивал, чтобы я их взял, не обязываясь ничем. Недолго думая, я согласился, но не мог понять, почему он так поступил. Эти часы приносили мне счастье, но это другая история».

И вот через годы доброе дело Рубена вернулось к Тамаре и её семье не менее добрым делом. Хозяйка дома, Рая, была медсестрой и несколько месяцев подряд, каждый раз, когда у мамы случался приступ, она оказывала ей медицинскую помощь до поздней ночи, а утром отправлялась на работу. Это происходило не один или два раза, а в течение всего нашего пребывания в Вене. К глубочайшему сожалению, после нашего отъезда в США, мы узнали, что Давид Пинхасов скончался. Светлая ему память! А Рае, детям, внукам и снохам желаем здоровья, счастья и удачи.

            Ещё одна семья в Вене была нашими опорой и защитой – это были Самандаровы: Авик (старший сын известной певицы Рены Галибовой) с супругой Зиной. Прекрасная, милая семья с тремя сыновьями. Николай знал Авика по работе в Ташкенте, где тот был доцентом кафедры высшей математики автодорожного института. Они эмигрировали в 1979 году, пройдя через Америку, Израиль и Грецию, попали в Австрию, где и осели в Вене.

Авик стал помощником профессора в одном из вузов Вены, а он и Зина помогали нам, давали советы по эмиграции, часто приглашали нас на праздники и Шаббат.

После середины восьмого месяца нашего пребывания в Вене мы задумали переехать в Израиль, беспокоясь за здоровье мамы. Однажды вечером к нам пришел Авик и сказал: «Не спешите уезжать в Израиль или США, оставайтесь в Австрии, лучшего места для вас не найти». Николай спросил, кто же позволит им остаться. Он объяснил, что в соответствии с решением ООН, если вы находитесь в стране больше месяца и не имеете гражданства, вы можете просить убежище. Нужно открыть счёт в банке, чтобы показать наличие прожиточного минимума, затем обратиться в полицейский участок с визами, и они знают, что делать. Он предложил нам чек на 5000 евро для открытия счёта.

Эта неожиданная новость ошарашила нас. Мы благодарили Авика, но отказались от денег, сказав, что нам нужно подумать. Но уже на следующий день мама изменила своё решение: «Мы ехали на воссоединение, а получается, что Борис в США, Роза с семьёй — в Италии, а мы здесь. Это неправильно. Будем ждать разрешения».

В конце 8-го месяца пребывания мы наконец получили долгожданное приглашение на собеседование в посольство США. После собеседования назначили день вылета в США.

Мы летели в Сан-Диего с пересадкой в Нью-Йорке. В Нью-Йорке нас встретила тётя по линии отца, Мира, вместе с дочкой Ханной Муллаевой и племянником Аркадием Мавашевым. Мы были измучены, но счастливы, ведь после многомесячного ожидания наконец-то наше путешествие к конечной точке приближалось к завершению.

            В Сан-Диего мы прибыли поздно вечером. Нас встречали: брат Борис с Ольгой, сестра Роза со своей семьёй, а также Ариэль Мавашев и Марк Сегал. Они приехали в США за месяц до нас. Наш багаж мы оставили у Ариэля, а переночевать отправились к Розе. Нас встретили накрытым столом, и мы подняли первый бокал за благополучное и долгожданное прибытие в США.

Мама получила медицинскую страховку по возрасту, что позволило нам пройти обследование. Благодаря двухлетнему лечению её состояние улучшилось, и мы смогли продлить ей жизнь.

От продажи дома её отца в Израиле мама получила наследство. Эти деньги она решила использовать на покупку собственного дома, если удастся это осуществить. С первых дней нашего пребывания в США мы по воскресеньям ходили смотреть дома, выставленные на продажу. Через два года мы купили дом. Мы все полюбили этот дом, но особенно его любила мама. Он был просторным и удобным, позволял принимать много гостей и отмечать разные события. Большая кухня, сад, бассейн и по одной спальне на каждого члена семьи.

Каждое утро мама проводила время во дворе, ухаживая за цветами, деревьями, поливая и убирая территорию. Приезд семьи сестёр Сары и Марии, а также семьи брата Рафаэля, открыл новую главу в жизни мамы. Они часто собирались, и ежедневно долго разговаривали по телефону. Переезд семьи Сары и Марии на нашу улицу не вызвал проблем в общении.

С первых дней в США мама писала письма в Ташкент, делая обзор жизни в новых условиях, высказывая своё позитивное и отрицательное видение окружающего. Она просила Бориса высылать визы то одним, то другим родственникам. Борис был занят многочисленными поручениями мамы, ему пришлось уволиться и работать из дома.

Нас становилось все больше. К концу пятого года пребывания община насчитывала около ста шестидесяти человек. Это были родственники, сваты, сваты сватов, их дети и жёны, внуки… Несколько месяцев спустя появились первые вновь прибывшие родственники. Мы, приехавшие ранее, помогали им с арендой квартир, заполнением холодильников, встречей, консультациями, оформлением документов и походами по магазинам, госучреждениям и учебным заведениям.